Народные мастера художественного слова разработали ее стройную композицию, традиционные формулы присказки, зачина, основной повествовательной части и концовки. Бойкая, жизнерадостная и ритмически складная присказка не связана с сюжетом самой сказки. Она эмоционально настраивает слушателя, привлекает его картиной необычного, создает эмоциональный фон. «Начинается сказка от Сивки от Бурки, от вещей каурки. На море, на океане, на острове на Буяне стоит бык печеный, возле него лук толченый…» Эмоциональное впечатление, оказанное на слушателя присказкой, усиливается зачином. Он также содержит мотив чудесного, указывая на фантастическое место действия. В русских волшебных сказках популярен такой зачин: «В некотором царстве, в тридевятом государстве жили-были…»
Особенно много традиционных формул в основной части сказочного повествования. Они охватывают важнейшие образы и сюжетные эпизоды. Тут и формула роста сказочного героя («растет не по дням, а по часам»), и формула утешения волшебным помощником его, когда он оказался в беде («не тужи, ложись спать, утро вечера мудренее»). Формула «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается» служит переходом от одного события к другому и говорит об условности волшебного, напоминает слушателю о реальном мире. И развязка действия имеет свою формулу: «честным пирком да за свадебку». Разнообразны и формулы концовки. В одних случаях в них слышится голос профессионального сказочника, требующего угощения за свой рассказ («Вот вам сказка, а мне бубликов связка»). В других — сказочник резко подчеркивает вымышленность рассказанного («Вот и сказка вся — больше врать нельзя»). Но иногда концовка оставляет героя в сказочном мире («Стали жить-поживать и добра наживать»). Эти традиционные формулы не мешают широко и свободно развивать тему и замысел сказки. Волшебная сказка отличается еще большей энергией и динамикой повествования, чем животный эпос. Она ни на мгновение не останавливает свой рассказ. Герой преодолевает одно препятствие за другим, оступается и снова начинает цепь своих приключений и поисков. Действия героя захватывают читателя своим острым интригующим драматизмом.
Динамизм повествования и приключенческий сюжет не исключают в волшебной сказке психологической характеристики. Какое богатство человеческих переживаний передает, например, начало сказки «Гуси-лебеди». Сказочник переходит здесь от изображения беззаботности девочки к изображению ее испуга и страха, которые все время нарастают, выливаясь в горькое отчаяние. В поэтическом языке волшебной сказки мы встречаем характерные для всего русского фольклора формы: сросшиеся синонимы (грусть-тоска, путь-дороженька), тавтологические сочетания одкокоренных слов (диво-дивное, чудо-чудное), постоянные эпитеты (темный лес, дубовый стол, хрустальный мост, золотой перстень, камни самоцветные и т. д.). Следует выделить цикл волшебных сказок, имеющих особое отношение к народной педагогике.
Сказки «Гуси-лебеди», «Сестрица Аленушка и братец Иванушка», «Морозко», про Терешечку, Жихарку, несомненно, обработаны, а возможно, и специально созданы народными сказочниками для детей. Героем их является ребенок или же напоминающее его сказочное существо. Они также олицетворяют лучшие нравственные черты народа, борются и побеждают, вызывая особое ликование у детей. Возвеличивая героя-ребенка, разрабатывая и ряд специфически детских тем (любовь сестры к младшему брату, наказанное непослушание, судьба маленькой сиротки), эти сказки, однако, были органическим звеном всей традиции волшебной сказки. И в детских волшебных сказках мы видим контрастные образы, раскрывающие народные представления о добре и зле, ускоренный темп повествования, нарастающий драматизм, троекратные повторы важнейших сюжетных мотивов, устойчивые стилистические формулы (так называемую «обрядность»).
В детской волшебной сказке эта «обрядность» всего заметнее в зачинах («жили-были», «жил-был», «живало-бывало»). Реже в ней устойчивые формулы типа «ложись спать — утро вечера мудренее» или «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается» в основной повествовательной части. И в финале детских волшебных сказок рассказчик не испрашивает по традиции «мед-пиво». Здесь обычны такие концовки: «Ведьму привязали к лошадиному хвосту и пустили в чистое поле» («Сестрица Аленушка и братец Иванушка»), «Девочка сказала печи спасибо и вместе с братцем прибежала домой. А тут и отец с матерью пришли» («Гуси-лебеди»). Позднее животного и волшебного эпоса возникли сатирико-бытовые сказки; они отразили дальнейший рост вольнолюбия и критицизма народа, дальнейший рост реалистических тенденций его устно-поэтического творчества.
Действие сатирико-бытовой сказки протекает в реальной бытовой обстановке русской дореволюционной деревни. В ней нет волшебных образов, предметов, превращений. Ее положительный герой (мужик, батрак, солдат) побеждает врагов (царя, барина, попа, купца, кулака) не с помощью чудес, а благодаря своим умственным и нравственным качествам. Но побеждает всегда и везде! Побеждает вопреки тому, что в действительности народ оставался угнетенным. Народ и здесь рисовал своеобразную социальную утопию. Выражая «чаяния и ожидания» народные, сатирико-бытовая сказка в то же время беспощадно обличала угнетателей. Этому и служила ее фантастика, основанная на предельной гиперболизации жизненных фактов, на невероятных событиях и происшествиях.
В каждом цикле сатирико-бытовых сказок можно проследить нарастание социальных противоречий и упорства демократического героя в борьбе с врагами. В цикле антипомещичьих сказок герой сперва вступает с барином в диалог, дурачит его, издевается над ним, а барин по своей глупости не улавливает в словах героя явного издевательского смысла («Барин и староста»). Другие сказки, усиливая социальный акцент, изображают своеобразное соревнование между ними. Это соревнование обнаруживает в барине тупость и трусость, в мужике — ловкость, сообразительность и бесстрашие («Климка-вор»). К ним примыкают сказки, где герой, огорчившись каким-либо бессмысленным поступком своих домочадцев, отправляется в путь, чтобы встретить «более глупых» людей, и находит их в барском доме («Вороватый мужик»). Острее группа сказок, финал которых рассказывает о физической расправе героя с барином («Барин-кузнец», «Барин-плотник»). Полны неподдельного юмора и антипоповские сказки. Они также говорят о жгучей ненависти народа к своим угнетателям. Поп здесь или похотливый любовник, оскверняющий все то, чему учит в церкви прихожан, или наглый эксплуататор. Для детей поучительна сказка «Поп и работник», близкая по своей идее к пушкинской «Сказке о попе и работнике его Балде».
Сатирико-бытовые сказки используются в воспитательных целях реже других видов народно-сказочных повествований. Их немного и в фольклорных сборниках, издаваемых для детей. А между тем они дают яркое представление о жизни, борьбе и социальных устремлениях народа в дореволюционную эпоху.
автор; Klavdiy Nikolayshuk Статья предоставлена: Действие